Казалось бы, общепринятое представление о вине как о субъективном условии гражданско-правовой ответственности, отраженное во всех учебниках гражданского нрава, является совершенно очевидным и бесспорным. Однако за этой кажущейся очевидностью скрыта сложнейшая теоретическая и практическая проблема отграничения вины от противоправности и причинной связи как субъективною и объективных условий гражданско-правовой ответственности.
Проблема эта заключается в том, что в правоприменительной практике и в юридической литературе встречаются различные варианты отождествления этих условий друг с другом. Например, в соответствии с теорией причинной связи «ответчик должен считаться причинившим вред и нести за него ответственность ... если только он мог и должен был предвидеть последствия своих действий». По нашему мнению, совпадающему с мнением, высказанным О.С. Иоффе, эта теория стирает всякие различия между причинностью и виновностью, превращая причинность из объективной в субъективную категорию. Иначе говоря, причинная связь отождествляется с виной. Что касается противоправности, то в цивилистической литературе неоднократно подчеркивалось, что противоправность не должна предполагать осознание ее ответственным лицом, а если предполагать необходимость этого осознания, то получается смешение противоправности и виновности.
Отождествление объективных условий гражданско-правовой ответственности с ее субъективным условием не приводит к каким-либо последствиям, которые вызывали бы интерес с точки зрения темы нашего исследования. Однако отождествление, наоборот, субъективного условия с объективными вызывает интерес, поскольку оно может приводить к возложению на правонарушителя ответственности без вины тогда, когда он должен нести ответственность только «за вину».
Проблема отождествления вины с причинной связью и противоправностью, по существу, есть проблема понимания вины в гражданском нраве. Для нас она имеет первостепенное значение, поскольку от понимания вины зависит понимание ответственности без вины. Данная проблема имеет глубокие исторические корни, начиная с римского частного права. Обратимся к ним.
Исследователи римского частного права классического периода обращали внимание на то, что иногда «dolus» и «culpa», которые, как уже говорилось, впоследствии были объединены общим понятием «вина», фактически отождествлялись с причинной связью между противоправным действием лица и возникшим у другого убытком: поскольку действия, от которых возник убыток, произведены данным лицом, значит, оно виновно в этом.
Очевидно, что при таком понимании «dolus» и «culpa» ответственность, основанная на начале вины («за вину»), оказывалась фикцией, ибо ее субъективное условие отождествлялось с объективным – причинной связью, то есть не зависящим от воли и сознания субъекта фактом происхождения убытка от его действий. Поэтому в подобных случаях ответственность возлагалась на самом деле независимо от вины правонарушителя: либо при фактическом наличии «dolus» и «culpa», либо при их отсутствии, что в последнем случае означает ответственность без вины.
Следует отметить, что вообще отождествление вины с причинной связью имеет под собой определенную почву. Еще в прошлом веке российский цивилист А. Чемберс писал, что связь между действием субъекта и возникшими убытками можно рассматривать в двух аспектах: как реально существующую связь двух фактов объективной действительности – действия и убытка (аспект причинной связи) и как связь действия лица, способною понимать его значение, и убытка. В последнем случае эта связь понимается «в специальном смысле – виновности», поскольку лицо, действуя, имеет какое-то субъективное отношение к этому действию и возникшему от него убытку.
Если на связь понимается в таком «специальном смысле», то, когда ответственность строится на начале вины, она действительно наступает при наличии вины правонарушителя («за вину»). Если же с виной отождествляется объективная, причинная связь между действием и ущербом, то ответственность может наступить и без вины лица. Однако отождествление вины с причинной связью в настоящее время практически не встречается, чего нельзя сказать об отождествлении вины с противоправностью.
Отождествление вины и противоправности имелось, по свидетельству исследователей, еще в источниках римского частного права, причем отождествление неоднозначное. В одних случаях «dolus» понималось римскими юристами как «синоним просто неправомерного», в других как коварство, хитрость, обман, употребленные с целью обольстить, обойти других.
Из приведенных определений трудно сделать однозначный вывод о том, что же понимали под «dolus» римские юристы психическое состояние, психические особенности субъектов или же их поведение. Если в нервам случае понимание «dolus», совершенно очевидно, не дает возможности разграничить его как форму вины с противоправностью, то во втором случае неочевидно. И обман, и хитрость, и коварство могут означать как субъективное состояние лица, так и его поведение.
При такой многозначности понятия «dolus» невозможно однозначно утверждать, что оно означало только субъективную категорию. А само выражение «ответственность за «dolus», фигурирующее в источниках римского права, могло означать и ответственность без вины.
То же самое можно сказать и о понятии culpa, обычно раскрываемом как нерадение, неосмотрительность, отсутствие такого действия, которое должно было быть совершенно, или неполное действие, которое привело к возникновению ущерба, невнимание, леность и т.п.. Исхода из приведенных определений можно сделать вывод, что видимо, по мысли римских юристов, culpa означало в большей степени поведение лица, чем его психическое состояние.
Итак, понимание вины в римском праве не было однозначным, поэтому, думается, можно утверждать, что в определенных пределах отождествление вины и противоправности имело место.
Отождествление вины и противоправности иногда встречалось и в российском гражданском праве XIX века, причем как в юридической литературе, так и в судебной практике. Под виной часто понимали неисполнение ответственным лицом своих обязанностей. Сенат прямо указывал, что «под понятие вины подходит не только положительное действие, но и всякое упущение в исполнении обязанности, то есть отсутствие такой предусмотрительности и заботливости, которые могли бы предупредить нанесение вреда другим ...», «под виной следует разуметь действие, вследствие которого потерпевший поставил себя в такое положение, которое обусловило несчастный случай, совершенно независимо от того, действовал он обдуманно или нет».
Однако в практике Сената были и другие высказывания, из которых следует, что вина – это не противоправное поведение, а осознание лицом значения своих действий, то есть, субъективная категория.
Отождествление вины и противоправности встречалось и в советской цивилистической литературе. Например, Х.И. Шварц писал, что под виной следует понимать «всякое отклонение дееспособного гражданина от нормального поведения гражданина социалистического общества».
Все эти сложности в определении понятия вины привели в конце концов к тому, что вину в гражданском праве стали определять так же, как и в уголовном праве – как психическое отношение лица к своему поведению и обусловленным им последствиям, выраженное в форме умысла и неосторожности. Такое определение, отразившее понимание вины, сложившееся в рамках «психологической» концепции вины, как уже говорилось, нашло закрепление в законодательстве стран континентальной Европы и России.
Вообще, закрепление в законодательстве «психологического» понимания вины имело большое позитивное значение, поскольку позволяло совершенно четко разграничить вину как субъективное условие ответственности, с объективными условиями. При таком определении вины исключается возможность возложения ответственности без вины тогда, когда она не предполагается законом или договором, по причине ее отождествления с объективными условиями ответственности.
Однако даже при психологическом понимании вины ответственность без вины фактически все же может иметь место. Причиной этого является то, что субъектами гражданского права выступают не только граждане, но и организации. Неизбежно возникает вопрос – что же такое умысел или неосторожность организации?
Советские цивилисты, руководствуясь, в частности, ГК РСФСР 1964 года, пытались найти психологическое содержание категорий «умысел» и «неосторожность» применительно к организациям. Однако эти попытки не увенчались успехом, поскольку содержание умысла и неосторожности организации всегда сводили к содержанию умысла или неосторожности работников данной организации, причем со множеством нюансов. При таком подходе к пониманию вины юридического лица, по существу, происходила подмена объекта исследования: вместо исследования вины самой организации исследовалась вина составляющих ее физических лиц. Поэтому «психологическая» концепция вины, по существу, оставила открытым вопрос о сущности и содержании вины организации. А раз не ясно, что такое вина, то тем более не ясно, как ее установить. В связи с этим в арбитражной практике вину зачастую вообще не устанавливали, делая лишь общую ссылку на ст. 222 ГК РСФСР 1964 года в арбитражном решении. Очевидно, что в такой ситуации ответственность иногда возлагалась без вины.
Таким образом, «психологическое» понимание вины организации в некоторых случаях, в нарушение закрепленного в ст. 222 ГК начала вины, приводило на практике к фактическому исключению вины из условий гражданско-правовой ответственности.
Невозможность практического применения к организациям «психологического» понимания вины, закрепленного в ГК РСФСР 1964 года, с одной стороны, и необходимость выполнять требование закона о возложении на них ответственности только при наличии вины, с другой стороны, привели к созданию так называемой «поведенческой» концепции вины, в соответствии с которой под виной организации следовало понимать непринятие ею всех – возможных мер для надлежащего исполнения обязательства. Эта концепция получила широкое признание в арбитражной практике, была поддержана в Инструктивных указаниях Государственного арбитража СССР № И-1-33 «О практике применения арбитражами ст. 33 Основ гражданского законодательства» от 6.10.69 года, а также многими учеными-цивилистами. Основой этой концепции вины послужила идея о том, что понимание вины только как психологической категории не совсем адекватно для гражданского права. В частности, Ю.Г. Басин утверждал, что такое понимание вины характерно лини» для уголовного права, поскольку его субъектами являются только физические лица, но не для гражданского, субъектами которого, наряду с физическими лицами, выступают также особые, юридические, лица. Кроме того, если уголовное право устанавливает запреты и в случае их нарушения можно и нужно устанавливать психологическое отношение правонарушителя к своему действию и его последствию, то гражданское право, наоборот, регулирует общественные отношения запретами очень редко, чаще всего устанавливает обязанности, поэтому, если субъект нарушает их, он не будет ссылаться на то, что не сознавал значения своих действий и не предвидел их последствий, а сошлется на какие-либо обстоятельства, воспрепятствовавшие ему исполнить обязанность.
Следует заметить, что вообще «поведенческое» понимание вины не было новеллой в российском гражданском праве. Если в период действия ст. 222 ГК РСФСР 1964 года такое понимание вины было обусловлено необходимостью установления вины организации при возложении на нее гражданско-правовой ответственности, то в прошлом веке и первой половине нынешнего «поведенческое» понимание вины было господствующим в российском гражданском праве. Еще Сенат в одном из своих разъяснений давал определение понятия вины с «поведенческих» позиций. ГК РСФСР 1922 года также содержал «поведенческое» понимание вины. В 30-х годах Г. Н. Амфитеатров предлагал в качестве условия ответственности, призванного заменить якобы устаревшее «буржуазное» начало вины, «неиспользование хозорганом хозрасчетных возможностей для исполнения договора», что, как правильно указывали К. М. Варшавский, а затем и О. С. Иоффе, но существу, было предложением руководствоваться виной, только определенной другими словами, в «негативной формуле», в поведенческом аспекте.
Впоследствии определение вины с «поведенческих» позиций было дано в п. 1 ст. 71 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик: «Должник отвечает за неисполнение и ненадлежащее исполнение при наличии вины, если иное не предусмотрено законодательством или договором. Должник признается невиновным, если доумысла не характерна и поэтому «поведенческое» определение вины для этого вида обязательств в целом адекватно, то в обязательствах из причинения вреда умысел встречается намного чаще, вследствие чего «поведенческое» определение вины для мою вида обязательств является слишком узким. Кроме того, закон требует учитывать при возложении ответственности на правонарушителя вину, в первую очередь умысел, потерпевшего и кредитора. Поэтому так же, как и «психологическое», «поведенческое» определение вины имеет недостатки.
Недостатки определений вины обеих концепций, на наш взгляд, устранены с принятием ГК РФ 1994 года. В соответствии с п. 1 ст. 401 ГК РФ 1994 года «лицо, не исполнившее обязательства либо исполнившее его ненадлежащим образом, несет ответственность при наличии вины (умысла или неосторожности). Лицо признается невиновным, если при той степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру обязательства и условиям оборота, оно приняло все меры для надлежащего исполнения обязательства». На наш взгляд, это определение вины вобрало в себя достоинства определений вины обеих концепций. С одной стороны, указано, что вина- это умысел или неосторожность («психологическая» концепция), но, с другой стороны, указано, что лицо признается невиновным, если приняло все меры для надлежащего исполнения обязательств исходя из той степени заботливости и осмотрительности, которые от него требовались по характеру обязательства и условиями оборот («поведенческая» концепция). С нашей точки зрения, такое определение вины является наиболее удачным, поскольку, во-первых, оно исключает возможность возложения не предполагаемой законом или договором ответственности без вины как физических, так и юридических лиц, а во-вторых, оно применимо не только к договорным, но и к деликтным обязательствам. В связи с этим, решая вопрос о наличии или отсутствии вины при возложении ответственности за причинение вреда, судебным органам следует руководствоваться определением вины, содержащимся в п. 1 ст. 401 ГК РФ.
Кроме того, такое определение вины отвечает также требованиям справедливости. Возможные несправедливые последствия применения ответственности на основании начала вины (освобождение от ответственности виновного или возложение ответственности без вины) «блокируются» вытекающей из текста этой статьи необходимостью для судебных органов в каждом конкретном случае определить перечень всех кажет, что он принял все возможные меры для надлежащею исполнения обязательства». Очевидно, что должник в соответствии с этой статьей должен был признаваться виновным, если он принял все зависящие от него меры для надлежащего исполнения обязательства. Категории же «умысел» и «неосторожность» в этой статье не упоминались.
Возникает вопрос: не являлось ли понимание вины как непринятия всех возможных мер для надлежащего исполнения обязательства, в свою очередь, отождествлением вины с противоправностью? Не создавало ли оно в связи с этим возможность ответственности без вины, не предполагаемой законом или договором сторон? На наш взгляд, нет. Противоправным в силу п. ст. 71 Основ гражданского законодательства признавалось само фактическое неисполнение или ненадлежащее исполнение договорного обязательств. Непринятие же всех возможных мер для ею надлежащею исполнения, исходя из текста этой же статьи, следовало считать виной. Непринятие всех возможных мер для надлежащею исполнения обязательства само по себе не должно считаться противоправным поведением (противоположного мнения придерживается В. А. Ойгензихт), поскольку в силу закона противоправным можно считать лишь само неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства. Это вполне оправданно, так как можно принять все мыслимые меры для надлежащею исполнения обязательства, но все-таки совершить противоправный поступок – не исполнить его или исполнить не должным образом, или, наоборот, принять только минимум необходимых мер, но исполнить обязательство надлежаще. Непринятие мер – это внутренняя для должника причина совершения противоправного поступка, заключающаяся в недостаточности ею интеллектуальной или волевой активности, которая и должна учитывался в рамках совсем другой категории виновности.
На наш взгляд, «поведенческое» определение понятия вины также, как и «психологическое», несло в себе позитивное начало, поскольку позволяло на практике совершенно четко устанавливать наличие вины организации и исключало не предполагавшуюся конкретным договором сторон-предпринимателей или законодательством (для физических лиц) ответственность без вины.
Однако с помощью «поведенческой» концепции вины можно определить лишь неосторожность, но не умысел, заключающийся в намеренности неисполнения или ненадлежащего исполнения своих обязанностей. Если при нарушении договорных обязательна вина в форме возможных мер, которые необходимо было бы принять правонарушителю для надлежащего исполнения обязательства или предотвращения причинения вреда, а также установить, все ли эти меры были приняты. Если какая-либо из этих мер не была принята, то правонарушитель должен быть признан виновным и понести ответственность. Немаловажно, с точки зрения соблюдения справедливости, и то, что в законе даны критерии для определения того, какие меры должен был принимать правонарушитель. В качестве таких критериев закон называет характер обязательства и условия оборота, которые могут быть установлены в процессе разрешения конкретного дела. И если все определяемые ими меры были приняты, то правонарушитель должен быть освобожден от ответственности как невиновный. Иначе говоря, такое определение вины создает максимально благоприятные условия для возложения ответственности только на виновных и освобождения от ответственности невиновных, то есть для исключения не предполагаемой законом или договором ответственности без вины.
Проблема понимания вины в гражданском праве не исчерпывается проблемой ее «психологического» или «поведенческого» определения. В рамках эти общей проблемы существует также проблема ответственности за так называемую «чужую вину». Наиболее активно в российской цивилистике эта проблема обсуждалась в 60-70-е годы после принятия в 1964 году ГК РСФСР, в соответствии со ст. 223 которого должник по договору отвечал за неисполнение или ненадлежащее невыполнение обязательства третьими лицами, на которых было возложено его исполнение, если законодательством не предусмотрено, что ответственность несет непосредственный исполнитель. Однако эта проблема существует и сегодня, поскольку ныне действующий ГК РФ содержит ст. 403 аналогичного содержания.
Цивилисты спорили о том, является ли ответственность должника за неисполнение или ненадлежащее исполнение обстоятельства третьими лицами (ответственность «за чужую вину») ответственностью без вины или до все же ответственность «за вину», хотя бы и не за свою собственную Н.С. Малеин, Ф.Л. Рабинович считали, что это ответственность без вины. Противоположного мнения придерживались М. М. Агарков, Г. К. Матвеев, О. С. Иоффе, В. Варкалло. Они считали, что определенный юридико-технический способ возложения ответственности на действительного виновника, поскольку у субъекта, понесенного ответственность «за чужую вину», есть право регресса к виновному, а следовательно, в конечном счете отвечает виновный. Однако, как в 60-70-е годы, так и теперь право регресса реализуется в полном объеме далеко не всегда из-за различных причин, наиболее существенной из которых представляется ограниченная имущественная ответственность, установленная в различных отраслях – в транспорте, связи, электро- и теплоэнергетике. В связи с этим реализация «юридико-технического» способа возложения ответственности на действительного виновника зачастую не получает завершения, а останавливается на первом этапе, когда отвечает невиновный. Но даже если право регресса и реализуется полностью, все равно на первом этапе реализации «юридико-технического способа» отвечает невиновный. Поэтому ответственность «за чужую вину» – это ответственность без вины.
На наш взгляд, говорить о «чужой» вине как условии ответственности невиновного должника вообще нельзя. Вина как условие ответственности – это психическое отношение правонарушителя к своему противоправному поведению и его последствиям, то есть свой «собственный» умысел или своя «собственная» неосторожность. При таком понимании вины она всегда «своя», а «чужой» вины вообще не существует. А раз это гак, то ответственность должника за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства третьим лицом – это ответственность не «за вину», хотя бы и «чужую», хотя бы и в рамках особого «юридико-технического» способа возложения ответственности на действительного виновника, - это случай, когда законом допускается ответственность без вины. Следует отметить, что понятие «чужая вина» используется только в цивилистической литературе, а в законе для обозначения рассматриваемой ситуации используется термин «ответственность за действия третьих лиц». Этот термин также условен, поскольку должник, не исполнивший собственною обязательства по причине неисполнения обязательства перед ним его контрагентом (третьим лицом), сам совершаем противоправное действие и полому отвечает без вины не за действия третьего лица, а за свои собственные действия.
В настоящее время в сфере осуществления предпринимательской деятельности проблема ответственности «за чужую вину» утратила актуальность, поскольку законом в ней допускается ответственность без вины, если иное не предусмотрено в договоре. Однако для договорных отношений лиц, не являющихся предпринимателями, и отвечающими только «за вину», эта проблема по-прежнему актуальна. На наш взгляд, для них то, что закон называет ответственностью за действия третьих лиц, а цивилисты именуют ответственностью «за чужую вину» – это ответственность без вины.
Итак, отождествление вины с объективными условиями возложения ответственности противоправностью или причинной связью, приводит к наступлению ответственности фактически без учета наличия или отсутствия вины правонарушителя. Это значит, что в конкретных случаях ответственность без вины возлагается в противоречие с закрепленным в законодательстве или договоре началом вины. Поэтому такую ответственность без вины можно условно назвать «ненормативной».
При понимании вины как умысла или неосторожности «ненормативная» ответственность без вины, как правило, исключена, поскольку вина сохраняет самостоятельное значение субъективного условия ответственности. Исключение составляют лишь случаи ответственности организаций. При понимании вины как непринятия правонарушителем всех зависящих от него мер для надлежащею исполнения договорного обязательства либо для предотвращения причинения вреда «ненормативная» ответственность без вины организаций исключена, однако такое понимание вины охватывает только неосторожность, но не умысел, что противоречит законодательству. Наиболее удачно определение вины п. 1 ст. 401 ГК РФ, сочетающее в себе оба подхода к пониманию вины «психологический» и «поведенческий», поскольку его применение на практике полностью исключает «ненормативную» ответственность без вины.
Вина как субъективное условие ответственности может быть только «своей» для правонарушителя, «чужая» вина условием его ответственности быть не может. Поэтому то, что называют ответственность только «за чужую вину», на самом деле есть ответственность без вины. Вопрос же о том, является она «нормативной» или «ненормативной».
Похожие рефераты:
- Ответственность и понимание вины как таковой и чужой
Казалось бы, общепринятое представление о вине как о субъективном условии гражданско-правовой ответственности, отраженное во всех учебниках гражданского нрава, является совершенно очевидным и бессп...- Современное понимание категории «собственность»
Собственность – одно из самых значимых социальных явлений. Будучи базовым экономическим отношением, она определяет основу экономической жизни любого общества. Поскольку собствен...- Современное понимание категории «собственность»
Собственность – одно из самых значимых социальных явлений. Будучи базовым экономическим отношением, она определяет основу экономической жизни любого общества. Поскольку собственность яв...- Зарождение, развитие и современное понимание категории «собственность»
Традиции разработки проблемы собственности, заложенные классиками политической экономии, оказались востребованными в новых экономических условиях и в то же время подверглись серьезному переосмыслен...- История развития и современное понимание понятия ответственности за правонарушения в области охраны и использования земли
Земельно-правовая ответственность имеет длительную историю своего становления. Еще в Судебнике 1497 г. была предусмотрена ст. 63, согласно которой за уничтожение меж, разграничивавших и, сл...
|
Дипломные работы 
